Считалось, что и песня обладает магической силой. Так, для успокоения мучительной боли от костного нарыва чартлама, когда ни лекари, ни врачи уже ничем не могли помочь, на агач-кумузе исполнялась монотонная мелодия

Считалось, что и песня обладает магической силой. Так, для успокоения мучительной боли от костного нарыва чартлама, когда ни лекари, ни врачи уже ничем не могли помочь, на агач-кумузе исполнялась монотонная мелодия одноименного названия. При этом многократно повторялись следующие слова:
О, чартлама, чартлама! 
Я перестал (играть), и ты перестань (болеть)! И я оставил (игру), и ты оставь (боль)! Ва чартлама, чартлама! 
Мен токътадым сен токъта! 
Мен де къойдум, сен де къой!
Подобная лечебная магия музыки, песни при болезнях или ранении использовалась и другими народами Кавказа: адыгами, карачаево-балкарцами, осетинами и т.д.
Интересно в этом смысле предание о классике дагестанской поэзии, крупнейшем кумыкском поэте Йырчи Казаке. Один человек получил 12 ран, к тому же, оставшись в поле во время бурана, обморозил эти раны. Его обнаружили поздно, в бессознательном состоянии перенесли в аул и пригласили искусных лекарей. Каждый из них сделал, что мог, но раненый не приходил в себя. Наконец вспомнили о Йырчи Казаке, пригласили его, чтобы он, сидя у изголовья раненого, играл на агач-кумузе и своим искусством помог ему излечиться. Казак стал играть на агач-кумузе, но раненый не приходил в себя. Тогда Казак стал играть другую мелодию и запел героическую песню. Раненый пришел в себя. Й. Казак оставался там и продолжал свою "музыкотерапию" до тех пор, пока больной не стал поправляться.
О том, что Й. Казак обладал таким необычным даром, говорится и в предании, записанном Г. Мамаевым: "Юная дочь шамхала Райганат, с детства болевшая чахоткой и почти не встававшая с постели, когда Казак появлялся во дворе, становилась веселой и забывала о своей болезни. Когда приходил Казак, больная девушка, если даже была в постели, поднималась и тотчас начинала упрашивать его: "Дядя Казак, сыграй же на кумузе, спой, а!" И Казак ее успокаивал: "Не расстраивайся, княжна моя, я тебя песней своей излечу"